ВЕЖЛИВОСТЬ КОРОЛЕЙ: Датский кронпринц Фредерик (в белой фуражке) с супругой Ингрид (с букетом) на Борнхольме 18 июня 1945 года. В треуголке с плюмажами — губернатор Стеманн, в центре — генерал Коротков. Это был визит вежливости, никак не приблизивший уход русских с острова

Горе освобожденным

Еще до визита в Копенгаген Коротков попросил Стеманна предоставить советским солдатам кредит в 200 тыс. крон с тем, чтобы они могли делать покупки в магазинах острова. Но оказалось, что только морские транспортные услуги для русских обошлись вдвое дороже. Тогда губернатор добился, чтобы правительство выделило красноармейцам ежемесячную ссуду в 2 млн крон. О том, кто и когда их будет отдавать, не было и речи.

Стеманн ежедневно забрасывал Копенгаген отчетами о повадках русских на острове и постоянно вопрошал: когда же правительство выдворит гостей с острова? В Ренне каждую неделю он устраивал приемы Короткову, где вежливо задавал тот же вопрос. Сначала советские командиры обещали, что уйдут с последним немцем. Потом говорили, что на острове могли еще остаться вражеские агенты. А с конца лета 1945‑го появилось им самим не понятное объяснение: уйдут “после решения военных вопросов в Германии”.

Губернатор вынудил датское правительство приехать на Борнхольм, так как его жители с каждым днем убеждались, что их окончательно отдали русским.

Коротков разрешил четырем министрам прибыть на остров 19 мая. Встречавший их отряд местного сопротивления, созванный Стеманном еще за неделю до того, едва выдавил из себя “ура!” Борнхольмцы не могли простить прибывшему Кристмасу Меллеру, главе МИДа, его полное молчание по поводу советских бомбежек. А министру-коммунисту Акселю Ларсену хватило ума сказать, что Германия куда больше пострадала от авианалетов союзников. Провожали делегацию островитяне свистом.

Не сулил ничего хорошего и визит кронпринца Фредерика с супругой Ингрид. Они обменялись со штабом Короткова дипломатическими любезностями, и русские накормили чету до отвала каспийской икрой. Ингрид предложила подарить наручные часы каждому советскому солдату. Местные восприняли это вовсе как издевательство. Каждый красноармеец и без того носил на себе по несколько часов — отобранных еще у немцев, и даже у самих островитян.

С приближением холодов Борнхольм охватило отчаяние. Советские бойцы обустраивали для себя лагеря, а офицеры заняли все гостиницы, дачные дома и усадьбы получше. Историк Енсен приводит отрывки из писем борнхольмцев министру Меллеру. Коммуна поселка Повльскер, например, сообщала, что во время войны у них стояли всего 20 немцев, а русских сюда прибыло около 3 тыс. “Вблизи от наших домов огромный лагерь, посреди наших улиц устанавливается арка с огромным портретом Сталина, ночная тишина прерывается дикой, с воплями, ездой на лошадях. И вообще, иностранные войска все глубже внедряются в нашу мирную деревню,— все это тревожит нас в наивысшей степени”,— писали жители Повльскера.

Енс Хольм, лидер местного сопротивления, писал тому же Меллеру: “В прошлое воскресенье на молодую девушку, дочь моего соседа, напали двое русских. Один из них отобрал у нее велосипед и ручные часы и исчез, после чего другой, с револьвером в руке, изнасиловал ее. Подобное можно услышать почти каждый день то на одном, то на другом конце острова”.

В конце зимы уже Густав Расмуссен, преемник Меллера в датском МИДе, прочитал от жены рыбака Педерсена крик отчаяния. Она просила честно ответить на вопрос: законно ли выселять людей из их домов, дав им на это три дня и не предоставив другого жилья? Не будет ли умнее продать все, пока есть время, и уехать с острова? — ведь теперь русские прибывают целыми семьями. “Это уже не оккупация, а обыкновенная аннексия нашего острова”,— писала фру Педерсен.

Ни на одно из подобных писем жители Борнхольма ответа так и не получили. Но тут уже включились СМИ. Датское радио то и дело цитировало письма отчаяния островитян. Шведская газета Афтонбладет прямо обвинила Великобританию в потакании СССР. А вскоре Борнхольм попал в повестку дня дебатов в британском парламенте. Запросы от жителей острова стали поступать уже и в Совет безопасности недавно созданной ООН — Данию приняли в организацию еще в октябре 1945‑го.

Кремль не стал доводить ситуацию до открытой конфронтации и начал переговоры с датчанами о возвращении Борнхольма. Расмуссен серьезно подготовился к ним. В начале марта он убедил Москву, что получил заверения от Лондона и Вашингтона — ни один британский или американский солдат не ступит на остров после эвакуации красных.

“День, когда мы больше всего любили русских, был днем их ухода”,— сказал позже начальник борнхольмской губернской канцелярии Эрик Абитц. Весь март датчане с ликованием провожали освободителей, — последний из них покинул остров 5 апреля 1946 года.

В память о себе советские войска оставили на острове кладбище своих солдат, расстрелянных за нарушение дисциплины и умерших от болезней. На нем стоит гранитная стела со словами: Вечная память русским богатырям.


ПОБЕДА ОТМЕНЯЕТСЯ: Бойцы 2‑го Белорусского фронта высадились на Борнхольме с мебелью, реквизированной в Германии, май 1945‑го. Норвежский журналист, который был тогда на острове нелегально, заметил в репортаже для Newsweek, что множество солдат — это overgrown kids, великовозрастные дети