История Украины, СССР и другие архивные факты

[Ozzy]

Стихи Приблудного пользовались успехом, пока был жив Есенин. Помнили о нем и земляки — для них он был примером свалившейся на голову славы, пусть и недолгой.
“Гость из Украины” так и не смог отойти от своего учителя и сетовал сам на себя: “Кругом пожар, кругом война, / Окопы, танки, баррикады, / А у меня… холмы да хаты, / И всюду мир и тишина”. В 1937‑м поэта расстреляли после выбитых у него признаний в заговоре против советских руководителей.
Михаил Булгаков увековечит его в Мастере и Маргарите в образе мятущегося поэта Бездомного.

А в 1927 году в Новій генерації попал под раздачу последователь Есенина из городка Сталино (будущий Донецк) Иван Спектор. Досталось и Забою, так как он печатался в этом журнале и состоял в одноименном союзе пролетарских писателей.
Годом ранее поэт вместе с двумя товарищами поехал в села Мелитопольского округа. Компания выступала в сельских клубах, читая, кроме своих стихов, произведения Маяковского и Есенина, выдавая их за свои. Получали в среднем по 25 рублей за “концерт”. Это турне закончилось тем, что “поэт” Амалин отобрал у Спектора три рубля, а тот снял с обидчика штаны и сбежал. Хотя дело дошло до милиции, Спектор как‑то выкрутился. Устроился работать на шахту, а спустя три месяца вскрыл себе вены. Товарищи спасли поэта, а местные газеты продолжали печатать его стихи.
“Организация Забой влияла на Спектора похлопыванием по плечу. Это не исправляло его, а толкало талант в есенинскую пропасть,— изобличал Беляев и призывал:— Донбасс должен дать украинской литературе поэтов тяжелой индустрии! Айда помогать ему!”

За фасадом поэзии

Харьковские поэты снимали флер второсортности с украинского языка. Его носители чувствовали себя увереннее и быстро усваивали новые литературные нормы.
Происходило это на фоне трагических коммунистических экспериментов: Донбасс одним из первых почувствовал их на себе.
В 1928 году на весь Союз прогремел процесс над старыми техническими специалистами из городка Шахты. Их обвинили в том, что они будто бы жили в ожидании возвращения прежних хозяев, а те где‑то за рубежом якобы готовились к реваншу.
Попавшим на скамью подсудимых в вину вменялось даже отличное состояние их шахт — таким образом они, мол, сохраняли порядок, чтобы порадовать бывших собственников.
По шахтинскому делу расстреляли 11 человек, еще 38 получили разные сроки в лагерях. А множеству специалистов региона пришлось пройти через ужас допросов и изоляторов.
Спустя два года началось еще более громкое дело придуманной чекистами промпартии. Ее члены якобы готовились к иностранной интервенции. Свободы лишились 65 технических специалистов Донбасса.


МНИМЫЙ ВРАГ: Советский плакат 1933 года сообщает о разгроме придуманной промпартии,
которая якобы готовилась к иностранной интервенции. Судьи отправили в лагеря 65
технических специалистов Донбасса

Подробно освещаясь в прессе, эти суды подбивали активистов на предприятиях к постоянным разбирательствам в коллективах. Краевед Лидия Зеленская в книге о Краматорском машиностроительном заводе цитирует протоколы заседания местного комитета ЛКСМУ: “Когда вступавшая в комсомол Софья Прогорович пришла на заседание бюро в синем платье с беленьким воротничком (как потом оказалось, оно у нее было единственным), член бюро Иван Желдак поинтересовался: “Что это за мещанская девица?” Неприятие внешнего вида девушки у активиста вызвала такая роскошь, как белый воротничок”.
На комсомольца Виктора Порука поступила жалоба от его товарищей. Накануне вечером они видели Виктора возле клуба в костюме с галстуком, что считалось признаком буржуазности. Недоразумение пришлось разъяснять: Порук исполнял роль Ленина в постановке агитбригады и пришел в клуб уже соответственно одетым.
Эти разбирательства проходили в то же время, когда Михаль Семенко с товарищами призывал к воспеванию новой жизни.
А к ней на других фронтах активно приучали даже школьников. Вот воспоминания Тихона Зайцева, жителя села Шульгинка, что на полпути от Луганска до Старобельска. Там в 1929‑м, как и по всей стране, прошла коллективизация. “Помню, как ранней весной классный руководитель водил нас раскулачивать одну семью, в которой было много детей. Пришли мы всем классом, отогнали на колхозный двор скот и гусей. Потом раздели детей, почти все это поделили между собой. Учитель взял себе новые сапоги, женские платки, отрезы”.


КРОВАВАЯ ЖАТВА: Партийный работник Харьковского райкома консультирует товарища на
предмет переаттестации всех коммунистов, которая стартовала 1 июня 1933-го.
Перепроверялись происхождение членов партии, их возможные связи с зарубежьем
и правильность политических взглядов. Фото 1933 года

Из Забоя в застенки

Во время партийной чистки арестовали Григория Баглюка, главреда Літературного Донбасу (так в 1931‑м переименовали Забой), и его заместителя Василия Гайворонского. Агент ОГПУ в редакции сообщал начальству: “На устраиваемых Баглюком литературных вечерах-пьянках [писатели] занимались рассказами контрреволюционных анекдотов, стихов и критикой политики партии”.

Их традиционно для тех лет обвинили в поддержке Льва Троцкого, главного политического конкурента Иосифа Сталина.

Для ареста Баглюка хватило бы одного лишь его Рассказа о подсудимом. Он вышел в 1931‑м под впечатлением о Шахтинском деле. Евсеев — главный герой — три месяца провел в изоляторе, после чего с него сняли обвинения. За что его арестовали, не говорится, но понятно по умолчанию. Баглюк описал чувства невинного человека, попавшего в тюрьму. А сокамерник, ученый-биолог, знакомясь с Евсеевым, оправдывается: “Не смотрите, что я так зарос. Это протест против власти”.

Вскоре подобные конструкции станут вообще немыслимыми для советских литераторов.

Обоих руководителей журнала отправили на поселение в Татарстан. Гайворонскому удалось сбежать и спрятаться где‑то на Кавказе. Во время немецкой оккупации он вернулся в Бахмут, а в конце войны через Западную Германию уехал в США. Он объяснял причину разгрома редакции так: “Избавившись от украинцев, горстка писателей-россиян — Беспощадный, Северов, Чебалин — захватили журнал в свои руки, назвав уже по‑русски: Литературный Донбасс”.

Баглюка расстреляли в 1937 году. А упомянутый Павел Беспощадный, он же Иванов, родом из‑под Смоленска, в предвоенные годы стал главным поэтом региона. Прежде всего за строки:“Донбасс никто не ставил на колени / И никому поставить не дано”.