НОВАЯ РОДИНА: Бельгийские рабочие на одном из заводов Донбасса, начало ХХ века

Бельгийцы первыми пробили брешь в протекционистской стене российской экономики. Вслед за Хьюзом картографы и геологи из Брюсселя и Льежа потянулись на Донбасс. В географическом понимании это не только Донецкая область, но и территория от северной Луганщины до Таганрога и от Екатеринослава (Днепра) до Ростова-на-Дону.

В год открытия британцем завода в донецкой степи концерн Cockerill & Cie в Серене возглавил первоклассный инженер Эжен Садуан. До этого он был представителем компании в Петербурге и поначалу поддерживал политику Леопольда II в освоении Конго. Однако вскоре разочаровался в методах своего монарха и даже инициировал создание Ассоциации против работорговли.

Садуан начал несколько индустриальных проектов в Центральной Африке. Но максимально свои идеи он смог воплотить на юго-востоке Украины. Глава Cockerill & Cie убедил своих компаньонов последовать примеру Хьюза. Тогда дорога из Брюсселя на Донбасс занимала двое с половиной суток с одной лишь пересадкой в Варшаве. Эксперты Садуана подсчитали, что при наличии местного угля и железной руды на каждом пуде (16,36 кг) чугуна по цене 70 коп. можно получать 34 коп. чистой прибыли. Главное — компания вполне законно обходила импортные сборы.

Инвесторы не верили своим глазам, читая расчеты Садуана. Однако бельгийские рабочие уже разобрали сталелитейный завод в Варшаве, собрали его снова в безлюдной степи у Екатеринослава, а в 1887 году Эванс Коппе запустил там первую доменную печь на коксовом угле. В то время она считалась мировой инновационной вершиной в металлургии. Впоследствии, до начала Первой мировой войны, Cockerill & Cie запустит в Российской империи без малого 7 тыс. таких печей. А в прессе Донбасс стали называть десятой провинцией Бельгии.

На этом Садуан не остановился. Имя Кокрила, основателя компании, вернулось в Россию. Оно стояло на документах об открытии новых шахт, керамических и стекольных фабрик, трамвайных предприятий украинских городов и даже судостроительного завода в Николаеве. На последнем был построен легендарный броненосец Потемкин.

Уже в 1900 году Бельгия стала основным иностранным двигателем экономики Российской империи. Ее инвестиции составили 831 млн золотых франков, из которых 550 млн ушли на Донбасс. Следом за Бельгией шли Франция, Великобритания и Германия.

За 1892–1900 годы Cockerill & Cie заработала в Украине 28,5 млн руб. Чуть меньше половины — 13 млн руб.— были выплачены вкладчикам. На фондовой бирже в Брюсселе цена 500‑франковых акций выросла до 6,7 тыс. золотых франков.


ВРЕМЯ НЕ ЖДЕТ: Рабочий район Екатеринослава (сейчас Днепр), 1909 год.
Здесь в 1887-м бельгийская компания Cockerill & Cie запустила первую
доменную печь по самой передовой на то время технологии

Пампасы Европы

Бельгийских специалистов на Донбасс заманивали “пряником” — окладом в полтора раза большим, чем на родине, бесплатными дорогой и жильем. Над деревянными хижинами и мазанками местных жителей в новых промышленных поселках росли кирпичные дома бельгийцев. А на Петровском заводе — нынешнее Енакиево — на эмигрантские средства в 1900 году был возведен костел Марии-Терезы в неороманском стиле.

“Кнутом” для бельгийцев была реальность Российской империи. Молодой инженер Альфонс Эвераерт отмечал в своем дневнике, что самым большим событием его выходного дня была прогулка на станцию Дебальцево, чтобы смотреть на прибытие и отправление единственного поезда.

“На Донбассе нет настоящих городов… нет медленно прогуливающейся публики, почти нет какой‑либо инфраструктуры для удовлетворения артистических или музыкальных потребностей,— писал Эвераерт.— Более того, там, где расположились большие предприятия, Russo-Belge или Днепровское, нет ни одного театра”.

“Жили широко и одновременно просто,— рассказывал уже дома один из бельгийских инженеров.— Тот, кто сохранил от предков вкус к приключениям, наслаждался свободой и просторами степей, этих пампасов Европы”.

Для молодого рабочего Эмиля Кенона удивительным открытием стала поездка в Харьков, где в 1915 году открылись небольшой зоопарк, несколько театров и кинематограф.

Впрочем, и работа на Донбассе не была для иностранцев легкой — особенно доставалось бельгийским топ-менеджерам, которые работали на продукт. В этом они уступали, например, немецким конкурентам, направленным на клиента.

“В торговле наш вес минимальный,— заявил как‑то Альберт Неве, бельгийский консул в России.— Наша страна ничего не делает для этого. Наши соотечественники могли бы дать этой аграрной стране все необходимое для ее развития”.

Впоследствии в Российской империи откроется 30 бельгийских консульств, из которых восемь работали в украинских городах, в том числе в Бердянске и Мариуполе. Дипломаты всячески продвигали продукцию соотечественников, а при необходимости и защищали.

Когда вспыхнула Первая мировая война, Бельгию за считаные дни оккупировали немецкие войска. Предприятия Донбасса оказались отрезанными от головных офисов. Российское правительство даже попыталось национализировать бельгийские заводы и шахты. Объяснялось это тем, что центральные их офисы находятся в руках Германии, и поэтому к ним необходимо относиться как к немецким. После долгих дипломатических препирательств в Петербурге отступились. Но в 1917‑м большевики, придя к власти, объявили о безоговорочном переходе всех предприятий новому государству.

Русский инженер Иван Бардин, работавший на Енакиевском металлургическом заводе, вспоминал: “Начальники цехов стремились перебраться на родину. К этому же готовились и остальные бельгийцы — работники более низких ступеней. Они говорили примерно так: “Мы тоже социалисты, но совершенно не понимаем того, что происходит у вас. Мы представляем, что революция — это свобода высказывать свое мнение”.

С помощью дипломатов был организован 22‑вагонный поезд, на котором бельгийцы покинули Донбасс. Некоторые добрались до Мурманска и остались ждать начала навигации, чтобы уехать в Европу. Другие отправились через Сибирь во Владивосток и через США и два океана добрались до Франции — их родина была еще в руках немцев.

Бардин писал, как в 1922 году один из бельгийских инженеров прислал ему письмо: “Рено просил помочь ему получить от большевиков деньги, внесенные им когда‑то в сберкассу в Петербурге. В Брюсселе ему отказали возвратить эти кровно заработанные деньги, мотивируя тем, что они конфискованы большевиками”.

В том же году Бардин неожиданно получил именную посылку с мукой и индийским чаем. “Она пришла из Ванкувера от бывшего начальника цеха Енакиевского завода Прюдома, молодого и способного бельгийца”,— вспоминал русский инженер о неожиданном подарке.

Хотя почти все бельгийцы заработанное и оставленное на Донбассе больше никогда не увидят.