История Украины, СССР и другие архивные факты

[Ozzy]

На войне как на войне

27июня в компании экспресс-доставки Нова пошта — крупнейшей частной структуры в этой сфере в стране — обещал стать расслабленным днем накануне госпраздника, Дня Конституции. Так оно и было, пока в 14:00 департамент IT-безопасности не засек вирусную атаку в центральном офисе. В итоге временно “лег” сайт и все электронные системы компании, а отделениям пришлось прекратить обслуживание клиентов.
И хотя основные системы удалось запустить в течение нескольких часов, полностью компания не восстановилась даже спустя неделю. “Контакт-центр работает в ограниченном режиме”,— говорят в пресс-службе компании, уверяя, что Нова пошта усиленно ищет способы по предотвращению таких атак в будущем.

В тот день десятки крупнейших украинских компаний и госучреждений пали жертвами спланированного кибернаступления. Среди пострадавших оказались министерства и правительство, крупнейшие коммерческие и государственные банки, СМИ, промышленные холдинги и даже стратегические предприятия вроде Укрэнерго, Киевводоканала и Укрзализныци.
Ущерб для всех оказался разным. Одни отделались неработающим сайтом, других атака полностью вывела из строя. В частности, Ощадбанку пришлось на пять дней перейти “на режим консультаций” и не проводить операций. Всего в дни атаки украинская киберполиция зафиксировала более 2 тыс. жалоб и открыла более 60 уголовных производств.

Вирус Petya.A, который показал свою силу 27 июня, сам по себе довольно прост, говорит Юрий Марченко, гендиректор украинской компании Накитель, разрабатывающей технологические решения для безопасности. Заражая отдельные компьютеры, а через них и целые сети, он, как и многие его “сородичи”, использует уязвимость операционных систем Windows, чтобы зашифровать файлы и заблокировать к ним доступ.

Специалистов насторожил механизм внедрения вируса в системы госучреждений. По данным СБУ, заражение компьютеров вредоносными файлами произошло задолго до самой атаки. Хакеры использовали обновление бухгалтерского продукта M. E.Doc.

“Комплексность использования этих технологий, их сочетание и уникальный для Украины способ проникновения в сеть организаций впервые привели к таким масштабным последствиям”,— говорит Виктор Жора, директор украинской компании Инфосейф ИТ. Атака 27 июня, по его словам, не имеет аналогов по массовости распространения и нанесенному ущербу.

За дешифрацию файлов хакеры требовали от пострадавших выкуп в $ 300, которые следовало перечислить в биткоинах. Но, по наблюдениям специалистов, вымогательство служило лишь прикрытием для истинных мотивов. Организация атаки обошлась злоумышленникам примерно в $ 20 тыс., собрать же они смогли вдвое меньше.

“А поскольку даже уплаченные пострадавшими деньги не давали ключ расшифровки, скорее всего это была политическая акция”,— говорит Жора.

В этом не сомневается Олег Сыч, технический директор украинского производителя антивирусов Zillya!. Он считает, что силой, атаковавшей украинские сети, стали россияне. “Российские хакеры вполне могли таким образом реагировать на запрет российских соцсетей и бухгалтерской программы 1С,— говорит он.— К тому же атака произошла в канун Дня Конституции, а президент РФ любит знаковые вещи, чтобы нанести максимальный имиджевый удар по стране”.
Для Сыча очевидно, что действия злоумышленников явно подстраивали под украинские реалии. “Наши корпоративные сети устроены так: есть общий администратор сети с одним логином и одним паролем,— поясняет эксперт.— А атака как раз и была заточена на получение доступа к правам админа”. Заразив один компьютер, вирус мог навредить всей компании.

[Ozzy]

Российский след

“Корганизации этой атаки причастны хакерские группировки, которые в свое время атаковали украинские энергетические объекты,— заявил по итогам расследования кибератаки 27 июня глава СБУ Василий Грицак.— Настоящий мотив, как мы понимаем,— дестабилизация ситуации в нашем государстве”.
Представители украинских силовых структур рассматривают вирус Petya.A как еще один элемент тянущейся уже четвертый год гибридной войны с Россией.

Одним из первых громких проявлений действий хакеров стали удары по Центризбиркому во время внеочередных президентских выборов 2014 года. Тогда злоумышленники ненадолго “вывели” в лидеры гонки кандидата от Правого сектора Дмитрия Яроша, который на самом деле набрал всего 1 % голосов избирателей. Этот момент позволил российскому Первому каналу раструбить на весь мир о страшных националистах, рвущихся к власти в Киеве.

Операцию провернула пророссийская группировка КиберБеркут. Далее она, а также еще три схожие структуры с российскими корнями и связями с Кремлем — SandWorm, APT29 и Царская команда — неоднократно вмешивались в деятельность украинских организаций. Причем, по словам Сыча, россиянам вполне могут оказывать помощь хакеры самопровозглашенных “ДНР” и “ЛНР”: в регионе довольно много экспертов в сфере кибербезопасности, которые активно искали работу после начала военных действий.

Чем дальше, тем агрессивней становились кибератаки. За последние три года Украина подвергалась подобным нападениям примерно 7 тыс. раз, утверждает министр обороны Степан Полторак.
Самые масштабные из них состоялись зимой 2015 года. Тогда хакеры с помощью вируса BlackEnergy вывели из строя сразу шесть стратегических энергокомпаний Украины, обесточив 103 населенных пункта и дома четверти миллиона украинцев. По данным отечественного Минэнерго, эту атаку хакеры готовили более полугода. Запустить системы удалось лишь в ручном режиме.

Спустя два месяца эксперты министерства внутренней безопасности США, расследовавшие это беспрецедентное даже по мировым меркам событие, признали: за тотальным сбоем в энергосистеме стояли именно хакеры. В дальнейшем Элизабет Шервуд-Рэндалл, заместитель министра энергетики США, прямо обвинила в инциденте Россию.
Еще более сузила круг подозреваемых американская компания iSight Partners, специализирующаяся на вопросах киберразведки. По ее данным, за атакой стояли хакеры российской группировки SandWorm.

Для американцев SandWorm — давние знакомые: именно эта группа в 2013–2014 годах вела шпионаж в структурах НАТО, а также в США и странах Запада. Причем с использованием той же технологии, что и в Украине,— вируса BlackEnergy.
SandWorm запустили BlackEnergy в сетях американских энергетических и водных предприятий.
Причем когда аналитики американской компании FireEye, занимающейся вопросами кибербезопасности, анализировали вредоносную программу, то нашли инструкции к вирусу, написанные на русском языке.



Большая кибервойна

Подобные пересечения — когда в Украине и на Западе действуют одни и те же хакеры — заставили многих мировых экспертов говорить о том, что происходящее на берегах Днепра — лишь прелюдия к чему‑то большему.
“Россия использует Украину как полигон, лабораторию для улучшения новых способов ведения глобальной онлайн-войны,— считает эксперт Энди Гринберг.— И цифровые бомбы, которые Россия неоднократно устанавливала в Украине,— те же, что устанавливались как минимум однажды в гражданской инфраструктуре США”.
Так, после атаки на украинский ЦИК в 2014‑м КиберБеркут перебросил свои усилия через океан и засветился во время президентских выборов в США в 2016‑м. По итогам расследования американских спецслужб оказалось, что хакеры из России получили доступ к системам избиркомов большей части штатов. Кроме того, накануне выборов киберпреступники, которых в США связывают с Москвой, атаковали предвыборный штаб кандидата в президенты США Хиллари Клинтон.

И такие действия могут оказаться лишь цветочками. У киберопераций большой потенциал, ведь нанести удар по информационной безопасности проще, чем начинать настоящую кровопролитную войну, полагают в НАТО. “Операции с компьютерными сетями могут быть очень разными и использоваться для политических целей,— говорит Кеннет Гирс, представитель Североатлантического альянса.— В целях разведки, нанесения военного вреда, реализации террористической или криминальной угрозы. Кибератаки сложно предсказать, да и защищаться от них тоже нелегко”.
Хакерам вполне по силам вывести из строя предприятия, отвечающие за поставку жизненно важных ресурсов. В том числе заблокировать водо- и электроснабжение воинских частей и больниц или же перекрыть каналы связи. “Самый плохой потенциальный сценарий — техногенная катастрофа”,— резюмирует Ясинский.
И по мнению Роберта Ли, американского эксперта по кибербезопасности, для хакеров российской SandWorm США могут представить еще более удобный набор целей, чем Украина. Энергетические фирмы США более защищены с точки зрения кибербезопасности, но они также более автоматизированные и современные, чем в Украине. А значит, предоставляют больше возможностей для атак. К тому же у американских инженеров меньше опыта с ручным восстановлением работы станций из‑за частых отключений.

Учитывая все факторы, некоторые международные аналитики в сфере кибербезопасности приходят к выводу: активничая в Украине, Россия не только обкатывает новые образцы оружия электронной войны, но еще и демонстрирует западным оппонентам свои возможности. Это, мол, своего рода предупреждение для США и их союзников: на любые ваши действия мы можем ответить внезапным и разрушительным онлайн-штурмом.
Кремль, похоже, готов продолжать игру на украинском полигоне бесконечно долго: 5 июля, всего лишь на восьмой день после предыдущей кибератаки, российские хакеры вновь попытались парализовать Украину. Об этом сообщил Арсен Аваков, глава МВД, уточнив, что агенты департамента киберполиции предотвратили новый компьютерный армагеддон.
“Атака была остановлена,— заявил министр.— Сервера изъяты вместе со следами воздействия киберпреступников с очевидными источниками из Российской Федерации”.

[Ozzy]

"Киндеры", "альфонсы" и другие уголовники

В 1920–40-х годах во львовских тюрьмах пропольские уголовные авторитеты и украинские националисты
без проблем уживались в одной камере. Порой они даже вместе организовывали голодовки и другие акции,
успешно добиваясь от властей приличных условий заключения
Сергей Шаповал

Впериод между Первой и Второй мировыми войнами Польша вместе с входящими в ее состав украинскими территориями — нынешней Львовской, Ивано-Франковской, Ровенской, Волынской и Тернопольской областями — стала европейским лидером по доле заключенных относительно общего числа граждан: на каждую тысячу обывателей в стране приходилось по два человека, которые отбывали наказание за решеткой. В то время как, к примеру, у западных соседей Польши — Чехословакии, Венгрии, Германии — подобное соотношение было в 2,5 раза меньше.
Вся эта огромная масса “сидельцев” не только сформировала свой уголовный мир, но и сыграла заметную роль во всех конфликтах, которые произошли на польской территории в 1930–40 годы: ведь тюремные университеты стали школой жизни для многих украинских революционеров и воровских авторитетов.

“Понятия” по‑львовски
Одним апрельским днем 1929 года все полицейские информаторы Львова, который тогда входил в состав Польши, получили указание выслеживать в городе странных хулиганов. Ориентировка гласила: на улицах Замарстынова, Клепарова и в квартале Иезуитский город преступники могут раздавать деньги попрошайкам. Они, мол, имели на руках круглую сумму в десятизлотовках — польских монетах: за один такой серебряный кругляш на базаре в те времена можно было купить поросенка.
В робингудстве полиция подозревала воров из касты “киндеров” — преступников, которые после каждого удачного ограбления раздавали нищим часть своего “улова”. А в тот день он был немаленький: банда профессиональных налетчиков ограбила почтовую кассу.

Но стражи порядка остались с пустыми руками: налетчики успели вовремя выбраться из города.
Неудивительно: против полиции действовала элита уголовного мира Львова, имевшего в тот момент много общего с центральноевропейским криминалитетом.
“Киндеры львовские” — наиболее смелые и авторитетные преступники-налетчики — располагались на вершине тюремной иерархии Галичины. Попадая за решетку, они автоматически становились неформальными старостами камер: решали, кому из заключенных на какой койке спать, и представляли интересы арестантов на переговорах с администрацией.

На ступеньку ниже находились “альфонсы” — так тогда называли сутенеров, контролировавших уличных проституток. Когда подвыпивший клиент пробовал обидеть жрицу любви — избить или не дать денег,— прячущиеся где‑то неподалеку “альфонсы” тихо пересвистывались, сбегались к клиенту и защищали подопечную. Среди этих людей был и лидер — “главный альфонс”.
Самую нижнюю ступень в тогдашней уголовной иерархии занимала так называемая воровская зараза — начинающие преступники, которые еще не набрали воровского “гонору”. В камере они занимались грязной работой: мыли пол, стелили “киндерам” кровати, носили еду.


СКОРБНОЕ МЕСТО: Жители Львова, столпившиеся у поврежденной пожаром тюрьмы Бригидки (1941 год, уже после вступления в город немцев)

[Ozzy]

Впрочем, в тюрьмах была еще одна категория преступников, занятых уборкой,— “посмитюхи”. Их использовала администрация — “посмитюхи”, в частности, выносили “параши”.
Грязное дело, оно приносило заключенным серьезные прибыли: именно “посмитюхи” могли вместе с нечистотами выносить из камер секретные и личные письма — “грипсы”, чтобы передавать их в другие камеры либо же на волю.

Во львовской тюремной истории фигурирует, например, некий еврей Розенман, который был “посмитюхом” в Бригидках — старейшей львовской тюрьме: он заработал сотню злотых, сумев организовать переписку одного заключенного с супругой. Оборотистый преступник заметил, что надзиратель, проверяя парашу-“кибель”, никогда не заглядывает под крышку. Прикрепленные там “грипсы” курсировали на волю и в тюрьму с регулярностью государственной почты.

Интересно, что “киндеры” поддержали поляков в ноябре 1918 году, когда Украинская галицкая армия (УГА) попыталась выбить тех из Львова. Участие воровской элиты в боях стало решающим фактором. Городской криминал и люмпены-батяры, как тогда называли в городе мелкоуголовных хулиганов, прекрасно ориентировались на улицах галицкой столицы, в которой и шли бои. А вот украинские сечевые стрельцы в большинстве своем были из крестьян: города они не знали и чувствовали себя неуютно среди домов-каменниц. В итоге через три недели уличных баталий УГА отступила из Львова.

Студенты в авторитете
Необычной, но очень яркой группой заключенных львовских тюрем в 1920–1930 годах были львовские студенты, осужденные за антисемитизм и еврейские погромы. Это, как правило, были молодые, но убежденные польские националисты, к которым администрация тюрем была настроена лояльно.

Погромщиков активно поддерживали студенческие братства. В итоге их участники, так называемые корпоранты, даже в тюрьмах получали питание, табак и деньги из касс взаимопомощи.
“Каждый день около полудня можно видеть, как из польского академического дома по улицам шел большой караван студентов, каждый из которых нес по два комплекта так называемых солдатских кастрюль, а в них — теплые блюда. От супа начиная и заканчивая десертами. Там всегда было мясо в больших порциях, котлеты, отбивные, бифштексы и гуляши. Это все предназначалось для польских студентов, которые сидели в Бригидках”,— писал в своих мемуарах львовский юрист Степан Шухевич, дядя будущего командира УПА Романа Шухевича.

Опыт взаимопомощи помог польским националистам уже во время Второй мировой. Большинство “корпорантов” воевали на фронте или стали наиболее активным ядром польского партизанского движения во время немецкой оккупации.


ИЗ ЗАЛА СУДА: Украинские националисты, обвиняемые польскими властями в убийстве школьного куратора Станислава Собинского (сидят во время процесса в Краевом суде Львова, 1928 год)

[Ozzy]

Коммунизм и тюрьма

Единственной категорией заключенных, которых польская власть рассматривала как политических преступников, стали коммунисты.
В начале 1920‑х, когда тюремные сроки за политический экстремизм были небольшими, партактив коммунистической партии Западной Украины (КПЗУ) даже старался попасть за решетку для получения “партийного стажа”. В камерах приверженцы всеобщего равноправия пытались навязать другим заключенным правила “социалистического общежития”. Эта идея вызвала жесткое неприятие со стороны украинцев — сторонников “буржуазного национализма”.

Об этом в своих воспоминаниях, в частности, писал Зиновий Кныш, видный деятель Украинской воинской организации (УВО) и Организации украинских националистов (ОУН). В 1931 году он, уже имевший одну судимость за националистическую деятельность, получил еще 8 лет тюрьмы. В камере ему пришлось столкнуться с коммунистами, пытавшимися навести там свои порядки. По этому поводу Кныш вспоминал: “После долгих споров и скандалов коммуна в камере все же установилась, но не на идеологических принципах, а в рамках взаимопомощи заключенным”.


СЛОВО О СТУДЕНТАХ: Степан Шухевич (на фото), дядя командарма УПА, вспоминал,
как поляки Львова поддерживали своих соплеменников-студентов, оказавшихся в тюрьме


Во львовских тюрьмах коммунисты устраивали различные идеологические акции протеста. Первого мая и в годовщину Октябрьской революции они, как правило, громко и хором пели Интернационал, пытались как‑нибудь спровоцировать администрацию тюрьмы на ответную реакцию. Так, к примеру, в 1934 году, когда в Германии к власти пришел Адольф Гитлер, заключенные-коммунисты во львовских тюрьмах объявили голодовку в знак протеста против “наступления фашизма”.

Кроме того, активисты КПЗУ внедряли в камерах идеи всеобщего равенства и братства. Но, как правило, безуспешно. Большинство коммунистов составляли те, кого во Львове называли “шмаркачиками” — это были молодые горожане еврейской национальности. Они слишком плохо разбирались в настроениях местного пролетариата-гегемона, составлявшего большинство заключенных, чтобы находить с такими “коллегами” общие интересы.
Участь львовских коммунистов оказалась печальной: после прихода в 1939 году во Львов Красной армии большинство из них было расстреляно советскими спецслужбами.

[Ozzy]

Солидарность сидящихся

Вте времена заключенные довольно эффективно боролись за свои права. Через своих адвокатов они организовывали публикации статей в прессе с рассказами об ужасных условиях содержания. Такие информационные кампании стали регулярными, заставив правительство Польши пойти на либерализацию тюремного распорядка — так официальная Варшава пыталась избежать международной критики, к которой она перед Второй мировой относилась крайне болезненно.

В итоге в тюрьмах установились довольно либеральные порядки. “Надзиратели носились с нами, как с треснувшим яйцом. Тем более что им время от времени перепадала от нас пачка табаку”,— писал в своих воспоминаниях Владимир Мартынец, заключенный львовской Следственной тюрьмы на улице Батория.

В его камере были водка и револьвер. А на Рождество заключенные раздобыли фотоаппарат и устроили праздничную сессию. “Могу утверждать, что в такой симпатичной тюрьме мне не довелось еще пребывать, а повидал я их в своей жизни 18”,— писал потом бывший заключенный.
Но все же в цивилизованном мире тюрьмы Польши имели скверную репутацию. А все благодаря одному инциденту, случившемуся еще в 1925‑м.


ДОМ ФЕМИДЫ: Здание Краевого суда во Львове на улице Стефана Батория (теперь учебный корпус Львовской политехники)

В августе того года президент Польши Станислав Войцеховский посетил во Львове международную выставку. Члены ОУН попытались — безуспешно — убить его. Из-за этого случая в город съехалось множество иностранных журналистов. И как раз в этот момент заключенные двух городских тюрем — Бригидок и Следственной — устроили голодовку.

Зачинщиками стали украинские националисты, коммунисты и уголовники. Они требовали прогулок, купания не реже одного раза в неделю, передач “с воли” и возможности читать легальную прессу.
Шум и крики из тюрем, которые находились недалеко от центра города, услышали журналисты. Через несколько дней главные европейские газеты вышли с броскими заголовками о нечеловеческих условиях содержания во львовских тюрьмах.
В итоге администрация Бригидок и Следственной пошли на уступки.

[Ozzy]

ОУН на нарах

Сточки зрения закона националистов поляки считали уголовниками, но по внутренним тюремным документам они проходили как “политические экстремисты”.
И хотя уголовный мир Галичины в те времена был преимущественно пропольским и польскоязычным, “киндеры” не конфликтовали с оуновцами. Авторитеты воровского мира уважали тех за идейность и общую высокую образованность.
“Кровать мне назначили под окном, чтобы меньше вони ощущать,— так описывал свой первый день в камере вместе с “киндерами” активист УВО Кныш.— Приказали одному из “воровской заразы” держать ее в порядке и прислуживать мне”.

После того как воры узнали, что оуновец попался “на мокрой работе” — убийстве, то, вспоминал Кныш, “их респект ко мне значительно возрос”.
Далее он привел еще одну деталь первого тюремного общения с “киндерами”: “А когда в разговоре выяснилось, что “гатраки” (полицейские агенты) взяли меня на “магель” (допрос с избиением), и я ни в чем не признался — моя репутация в Бригидках раз и навсегда оказалась на самой высоте”.

Украинские националисты еще и сумели организовать эффективную общественную помощь своим сторонникам, оказавшимся за решеткой. Так, Комитет помощи политическим заключенным, собирая деньги среди миллионов украинцев, в итоге аккумулировал значительные средства. Все это позволило активистам поставлять заключенным членам ОУН табак и продукты. Причем последние шли в таком количестве, что националисты вообще не питались казенными харчами. “Сидельцы” всегда могли рассчитывать и на юридическую, а также на церковную помощь. А для заключенных-сирот всегда находились “дальние родственники”, ради которых администрации тюрем приходилось разрешать свидания.

Особый тюремный мир столицы Галичины, как и сам межвоенный Львов, исчез в ходе Второй мировой, когда 90% горожан были убиты, депортированы либо же эмигрировали.
Напоследок мелкий уголовный элемент оставил по себе кровавый след, организовав еврейский погром в июле 1941‑го.
А с возвращением в 1944 году советской власти во львовских тюрьмах на местах “киндеров”, “альфонсов” и прочих поселились “воры в законе”, “суки” и другие типичные обитатели зон СССР.


Тела убитых, разложенные для опознания во дворе
тюрьмы № 1 (по ул. Лонцкого), г. Львов. Июнь 1941 года

[Ozzy]

Кровавые реки большевизма


Когда большевики пришли на Львовщину, местные в окрестностях замки были тоже "экспроприированы", т.е. забраны и это нужно было новой "власти народа" не для организации казарм и складов. Из-за того что местные тюрьмы быстро переполнились в результате карательных акций большевиков, в замках народные комиссары организовали попросту пыточные и тоже тюрьмы. Далеко от города, люди не узнают. Конспирацию пришлось соблюдать, т.к. Западная Украина имела совсем иное мышление и жизнь здесь была ближе к Европейской. Хотя люди уже были настроены против, зная как красная власть несёт в массы свою идеологию.

В современной Украине остались немногочисленные упоминания о замках и их использования нквд-шниками. Именно эту правду десятилетиями скрывал СССР под грифом секретно. Как насаждалась советская власть на заваёванных территориях, штыком и клещами. Украина в 90-х, получив в очередной раз независимость, в первую очередь открыла доступ историкам в архивы нквд/кгб для определения своей аутентичности, кто мы вчера и сегодня, и кем или с кем мы будем дальше. Именно это является базовой историей, которая зафиксировала рождение террористического государства большевиков, которое полностью было пропитано кровью и садизмом. Именно эта правда ставит под сомнение всю идеологию коммунизма, за которую прятался большевистский тоталитаризм, а ныне россиянский нацизм.

Местные жители, которые видели жён комиссаров в Львовской опере одетыми в ночные платья (забранные у местных дворянок с имениями), предназначенные точно не для выхода даже во двор, понимая уровень этих шариковых, которые не знали даже что такое ночной горшок, сразу всё поняли: когда несогласных с принудительным выселением ("уплотнением") и конфискацией имущества вывозят в замки (Подгорецкий, Золочевский, Олевский и другие), оттуда никто уже никогда не вернётся.
До сих пор историки не могут назвать даже ориентировочно цифры, сколько людей большевики убили и над сколькими надругались в этих замках. Тысячи, десятки тысяч, или даже сотни. Учёт был неполный, особенно по статье ст. 54 пп. 6, 11 УК УССР.
Когда 30 июня 1941-го фашисты заняли Львов, даже немцы не могли поверить увиденному. В замках было много изувеченых трупов, запёкшаяся кровь была по щиколотку в камерах для пыток.


Сташинский Петр Васильевич (1904-1941 гг.), уроженец с. Борщевичи Ново-Яричевского р-на Львовской области.
Арестован 9 октября 1940 г. Член «Просвіти», организации «Сила» и ОУН. Обвиняемый по ст. 54 пп. 6, 11 УК УССР.
Расстрелян в тюрьме № 1 г. Львова на улице Лонцкого 26 июня 1941 года.
Фото довоенных времен, сделанное на площади Рынок во Львове.

Перед приходом немцев, большевики не могли быстро вывезти заключённых и всех кто был под следствием.
Именно тогда большевики устроили открытые растрелы прямо под стенами тюрем и замков. Немцы увидели горы трупов, большевики даже не потрудились сделать погребальные ямы оголив всю правду о своём здесь присутствии.
Поездов для эвакуации было мало, поэтому на них выезжали лишь номенклатурщики с семьями комиссаров, с награбленным и продуктами, всё что могли только вывезти с собой, архивы и награбленное золото.
Заключённых не успевали растреливать даже во внутренних двориках тюрем, поэтому в переполненные камеры советские солдаты бросали гранаты, потом достреливали живых.
Патронов и времени было мало у советских солдат.
Так отступали красные нацисты, на смену которым пришли другие немецкие захватчики. Именно немцы впервые увидели как власть большевиков относится к своим гражданам, на горы трупов, пыточные, как этот дичайший нацизм поставлен был на поток советской властью. После этого наверное немцы и поняли что нужно делать с лишними и нетрудоспособными заключенными в концлагерях.
А ведь именно большевики и обучали немцев обустраивать в 1939-м в Липецке концлагеря, как орудие для масштабного уничтожения людей, объединённых в одну сеть ГУЛАГ.

[Ozzy]

В самом Львове было три тюрьмы: № 1 — на Лонцкого, № 2 — Замарстыновская и № 4 — Бригидки. Тюрьма № 3 находилась в замке г. Золочева, что около семидесяти километров от Львова — сюда отправляли заключенных, когда львовские тюрьмы были переполнены (а все-таки были переполнены: в тюрьме на Лонцкого при лимите в 1500 человек находились 3 638 заключенных).
Немедленными официальными мероприятиями в решении проблемы переполненности тюрем стали приказ № 2445/М наркома государственной безопасности Меркулова от 23 июня 1941 г. и приказ начальника тюремного управления НКВД УССР капитана государственной безопасности Филиппова от 23 июня 1941 г.

В первом документе говорилось о срочном учете всех заключенных в тюрьмах и деление на подлежащих депортации в концлагеря ГУЛАГа, и тех, кого необходимо расстрелять (это задача возлагалась на местное руководство НКГБ).
Во втором документе говорилось об эвакуации заключенных, к нему прилагался «План эвакуации», согласно которому депортации из Львовской области подлежало 5 000 арестантов. Для этого выделялось 204 вагона.

Согласно инструкции НКВД СССР от 29 декабря 1939 г., один вагон эшелона вмещал тридцать депортированных лиц; следовательно, указанных вагонов хватало бы на эвакуацию 6800 заключенных. Однако эвакуировали только 1822 из 5 000 запланированных.
Такого не делали даже нацисты в 1944-м. Советская милиция расстреливала заключённых массово — из автоматов, через окошки для передачи пищи. Или бросала в камеры гранаты. Некоторые из этих камер пришлось замуровать — и эксгумацию провели уже зимой.

3602 человека остались в тюрьмах Львова. А куда делись эшелоны — документы молчат.

Сами же экзекуции начались 22 июня — расстреляны приговоренные к смертной казни. Из промежуточного отчета начальника тюремного отделения УНКВД Львовской области Лермана известно, что по состоянию на 24 июня в тюрьмах Львова и Золочева было расстреляно 2072 человек.
26 июня утвердили расстрельные списки — еще 2068 человек подлежали уничтожению. Их убили в течение 24-28 июня.
Но списки были на скорую руку утверждены, поэтому оставшихся убитых ни в одном списке мы уже никогда не увиддим.

Перед самым приходом немцев чекисты, спеша, всё же хоронили убитых во дворах и подвалах тюрем. Впоследствии раскопки этих гекатомб стали материалом для нацистской пропаганды — конечно, не из соображений человечности.
Происходило также и уничтожение эвакуированных заключенных в центрально-восточных областях Украины — в пересыльных тюрьмах Умани, Киева и Харькова. Эти города были так называемыми промежуточными пунктами этапирования, где происходило перемешивание заключенных, чтобы избежать восстаний и массовых побегов во время депортации.

Заслуживает отдельного внимания Залищицкая трагедия на Тернопольщине, когда из тактических соображений был разрушен железнодорожный мост через Днестр, а с обеих сторон пустили два эшелона по семь вагонов с заключенными (14 вагонов, каждый с 50-70 арестованными).
НКВД решил проблему быстро: вагоны облили горючим, подожгли и сбросили в реку. Берега Днестра здесь очень высокие и крутые — не выжил никто.

Конечно, советская пропаганда «повесила» все эти преступления на нацистов (как, впрочем, и массовые расстрелы польских военнопленных), и, к сожалению, эти мифы привидениями ходят даже сегодня.


дивление и ужас на лице львовянки, которая только что вошла
во двор тюрьмы. 3 июля 1941, г. Львов. Архив ЦДВР


Западная общественность пережила шок от увиденного. Впоследствии, в 1944-м такое не сделали даже немецкие нацисты (администрация оставляла живыми узников концлагерей перед приходом союзников). И это страшное в своей бессмысленности массовое убийство арестованных стало одним из главных факторов укоренения антисоветских позиций тогдашнего и последующих поколений в Украине, особенно на Западной Украине.

Геноцид в СССР. Так большевики убивали заключенных в тюрьмах Украины в 1941 году
Через неделю фотографии появились в „Краковских вестях“, но не все. Некоторые были признаны слишком страшными».

Исторически известно что с приходом советской власти, по всей Украине прокатилась волна арестов и расстрелов десятков тысяч тех, кого не успели уничтожить «раскулачиванием», голодоморами или репрессиями. Даже в 1941-м, навстречу эшелонам с мобилизованными воинами СА, на Восток, в Сибирь и тундру, шли десятки эшелонов, набитых тысячами новейших «врагов народа».
Об этом точно и страшно написано в книге воспоминаний киевского ученого Михаила Ильяшука «Сталинским курсом», изданной Киевским «Мемориалом».
Заключенных же из западноукраинских городов (и не только — например, Винница) и городков вообще решили «эвакуировать по 1 категории», т.е. умертвить. По телефону во все областные и районные карательные органы было передано соответствующее распоряжение. Во Львовской области оно называлось Санкцией прокурора области от 26 июня 1941 года

[Ozzy]

События того времени раскрывают беспрецедентный по жестокости и цинизму массовый террор, который имел мировой резонанс и был ярко отражен в тогдашней западноукраинской и европейской прессе.

После отступления «красных» жители больших и малых городов бросались к заброшенным тюрьмам, разбивали двери камер, надеясь освободить заключенных. К сожалению, живых находили редко.
Повсеместно люди встречали свежезакопаны ямы, замурованные подвалы, котлы со сваренными несчастными, а также горы мертвых изуродованных тел, оставленных на территории тюрем. Уничтожение узников сопровождалось неслыханными пытками. Об этом свидетельствуют очевидцы тех кровавых преступлений.
Сразу замечу для особо впечатлительных читателей: детали этих показаний не только малоэстетичны, но и труднопредставиммы для тех, кто впервые читает или слышит о них. Может, и для автора. Если бы он сам не слышал их от многих свидетелей, в правдивости которых не приходилось сомневаться. Вот некоторые свидетельства, которые собрало общество «Поиск».


Исследования массового захоронения вблизи Ивано-Франковска.
Демьянов Лаз. 1989 г. Черепы и одежда убитых.

Пропаганда СССР свои преступления приписала к фашистам. Но только дедушки и бабушки на Западной Украины знали истинную правду,
за которую сажали в тюрьмы. Даже в 90-х, этот шок, эти пределы ужаса никак не повлияли на равнодушное совковое сознание ментальных рабов постгеноцидного советского общества, т.к.
правда о кровавой идеологии коммунистического строя никому не нужна была, каждая бывшая республика кровавого монстра занималась выживанием, переходя на новые экономические отношения.

ПОКАЗАНИЯ ИВАНА ЧАПЛИ

Крестьянин с.Нагуевичи Дрогобычского района Львовской области.
«В 1939 году Красную армию мы встречали торжественно... Потом начали организовывать колхозы. Если люди не хотели записываться, то их били, запирали в подвалах. В Нагуевичах, откуда я родом, должны были вывозить в Сибирь немало семей, но племянник Ивана Франко Николай защитил. Я работал сельским кузнецом и не ждал никакого зла.
После обеда 22 июня 1941 года в Нагуевичи приехала группа энкаведистов с Подбужского УНКВД (тогда там был райцентр). Сразу забрали бывшего директора сельской семилетней школы Корнеля Каминского, который был на эмеритурии (пенсии).

Был арестован председатель общества «Рідна школа» крестьянин Иван Добрянский, секретарь сельсовета Степан Думяк, директор школы Михаил Дрогобычский, работник Подбужского райисполкома Хруник. Попал туда и я.
Всех нас завезли в Подбуж. Там уже сидели арестованные Андрей Юринец — директор Подбужской школы, лавочник Илько Опацкий, его брат — сапожник, несколько других работников с Подбужа, и еще много жителей окружающих сел.
Дня 26 июня в 10 часов вечера красный прокурор Строков, 11 милиционеров и 3 неизвестных вызвали из тюрьмы Подбужского УНКВД 20 заключенных и повезли грузовиком в направлении Дрогобыча.

Красные палачи обманывали нас, что отпускают на волю, однако это было очевидной ложью. По дороге один из конвоиров, который называл себя начальником НКВД, говорил, что заключенные едут на работу.
За километр перед Нагуевичами, в урочище «Остиславье» машина остановилась. Красные палачи приказали нам высаживаться: машина перегружена и не сможет выехать на гору. [...] Нам приказали стать в два ряда по десять человек и держаться за руки. [...] На поданный рукой знак прокурора все начали стрелять. [...]
Палачи добивали людей сапогами, лопатами, ломами, от которых череп лопался на голове. Так было замучено 16 человек. [...] Благодаря беспорядочной стрельбе, темноте и спешке милиционеров, спешивших за следующей партией арестованных, нам четырем удалось остаться живыми.

Не знаю, как об этом узнал прокурор Строков, потому что 27.06 приезжал в Нагуевичи искать меня, и меня, раненого, хорошо перепрятали родственники. Наверное, палачи боялись оставлять живого свидетеля, но скрыть преступлений не смогли.
Когда большевики поубегали перед немецкой армией, люди пошли в «Остиславье» и нашли, вывезли замученных тела. У Корнеля Каминского было изрезано все тело. У Степана Думяка был разрублен живот. Ивану Добрянскому разрубили грудь, вырезали сердце, а дыру заткнули травой.
Такими извергами были наши «освободители». За что мучили они безвинных мирных людей? Однако никто не может уничтожить все живое, слово и дух свободолюбивого народа".