Встреча двух хищников

История. Союз коммунизма и нацизма
Осенью 1940 года СССР собирался стать четвертым членом в союзе нацистской Германии, Италии и Японии. Только завышенные аппетиты Берлина и Москвы не дали появиться нацистско-советскому монстру
Олег Шама

Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной”,— так через газету Правда от 25 декабря 1939 года советский лидер Иосиф Сталин ответил фюреру Германии Адольфу Гитлеру и главе немецкого МИДа Иоахиму фон Риббентропу на поздравления с днем рождения.

Слова о “кровавых скрепах” появились уже после того, как в сентябре Сталин и Гитлер разделили и оккупировали Польшу. Однако на этом событии, ставшем первым этапом новой мировой войны, сотрудничество Страны Советов и Третьего рейха не завершилось: финальные сцены “дружбы” двух диктаторских режимов пришлись на осень 1940‑го.

В октябре того года состоялась внеочередная сессия Верховного совета СССР, и главным вопросом повестки дня стала внешняя политика. Вячеслав Молотов, председатель Совнаркома (по сути, премьер-министр) и нарком иностранных дел, пояснил, к кому и как относится Кремль.

Польша, по словам главы правительства, оказалась несостоятельным государством. Ровно таким же — несостоятельным — виделось Молотову и общее устройство Европы после Первой мировой войны. Великобританию и Францию он назвал агрессорами. А далее озвучил призыв к “политической поддержке Германии в ее стремлениях к миру”.

“Не только бессмысленно, но и преступно вести такую вой*ну, как война за уничтожение гитлеризма, прикрываемая фальшивым флагом борьбы за демократию”,— заявил Молотов.

А уже 10 ноября глава советского правительства с многочисленной делегацией выехал в Берлин, чтобы обсудить предложение Гитлера присоединиться к так называемому Берлинскому пакту — оформленному в конце сентября 1940‑го тройственному военному договору Германии, Италии и Японии.


НЕЛОВКИЙ МОМЕНТ: Встреча советской делегации на Ангальтском вокзале в Берлине 12 ноября 1940 года.
По протоколу, оркестр все же сыграл Интернационал, гимн СССР.
Хотя эта песня на слова Эжена Потье в Третьем рейхе была запрещена

Дорожные трудности

Состав советской делегации был беспрецедентным. С Молотовым ехали еще 64 человека: наркомы основных отраслей, их заместители, переводчики, машинистки, несколько инженеров-конструкторов и даже два генерала, специалисты в сфере стратегического планирования военных операций.

От Москвы до самой границы с Рейхом вдоль железной дороги стояли вооруженные солдаты — они специально охраняли весь маршрут движения поезда, набитого высокопоставленными чиновниками. Советский переводчик Валентин Бережков, состоявший в делегации, вспоминал: “Через равные промежутки в 400–500 м у насыпи появлялась одинокая фигура красноармейца: в руках — винтовка с примкнутым штыком”.

Внутри состава шла напряженная работа. “В вагоне референтов систематизировалась вся информация, готовились краткие сводки для членов делегации,— писал Бережков.— Машинистки тут же отстукивали их в нескольких экземплярах. У экспертов были свои заботы. Они […] отмечали то, что может понадобиться для подкрепления нашей аргументации при переговорах”.

В то время советские поезда ходили только до западной границы. Далее пассажиры пересаживались в составы, рассчитанные на европейскую, более узкую колею. Однако у Молотова возникли подозрения, что вагоны, предоставленные немецкой стороной, могут быть нашпигованы прослушивающей аппаратурой. Поэтому советская делегация везла собственные ходовые части для перехода на евроколею.

Уже на территории Восточной Пруссии, в городке Эйдткунене(сейчас Чернышевское Калининградской области) немецкие пограничники попытались пересадить делегацию в другой поезд. Но у них ничего не получилось.

Огромную советскую делегацию сопровождали всего 18 охранников. Современный немецкий историк Свен Феликс Келлерхофф утверждает: Молотов обратился к принимающей стороне с просьбой обеспечить гостям дополнительную безопасность штурмовыми отрядами (Sturmabteiltung). Но Йозеф Геббельс, министр пропаганды и гауляйтер Берлина, отказал в просьбе, а в дневнике по этому поводу написал: “Ну, это уже слишком”.

Столица Рейха не только не выделила охраны гостям — горожане также проигнорировали делегацию с востока: никаких живых коридоров, состоящих из берлинцев, размахивающих цветами и приветственными транспарантами, не было. Советские чиновники, привыкшие на родине к массовым народным мероприятиям по поводу важных визитов, восприняли подобное как холодность. Порадовал гостей лишь оркестр, сыгравший на вокзале Интернационал,— в ту пору это был официальный гимн СССР, а в Германии был запрещен. Поэтому музыканты ускорили ритм, чтобы его не сразу узнали другие пассажиры.


ОСОБЫЕ СВЯЗИ: Близкое сотрудничество двух режимов — нацистского и коммунистического — не было тайной для современников.
Об этом не только писали и говорили, на эту тему делали и карикатуры

Доверенное лицо

Переговоры начались сразу после встречи на вокзале и заняли весь следующий день. Их участники явно не нравились друг другу. Пауль Шмидт, переводчик Гитлера, отметил о советской делегации: “Люди со слишком серьезными лицами”. Москвичи отвечали взаимностью. В отчете о поездке, подготовленном делегацией Молотова, сказано, что Эрнст Вайцзеккер, второй человек после Риббентропа в МИДе, “отличный типаж для фильма о бандитах”.

А о самом фюрере Бережков написал: “Не произнося по‑прежнему ни слова, он подошел к нам вплотную, поздоровался со всеми за руку. Его холодная влажная ладонь напоминала прикосновение лягушки”.

С порога Молотов заявил Гитлеру: “Я уполномочен говорить от лица самого Сталина”.

Встречались дважды: первый разговор главы советской делегации и фюрера продолжался 2,5 часа, а второй — на час дольше. По дипломатическим меркам, это были довольно длительные беседы.

Перед каждой встречей с Гитлером или Риббентропом Сталин посылал Молотову телеграммы с рекомендациями, а тот отвечал вождю отчетами.

В Кремле были не против стать четвертым участником так называемой Оси — Берлин-Рим-Токио. Однако советские геополитические аппетиты во многом расходились с тем, как в Берлине представляли будущее устройство Европы.

Гитлер тогда был уверен, что люфтваффе вскоре разбомбит Лондон, и Англия попросит мира. Британская империя, в представлении фюрера, должна была в итоге рухнуть, а ее множественные колонии остаться бесхозными. И как раз СССР, по предложению немцев, мог бы распространить свое влияние на Индию и Иран. В ту пору это не выглядело фантастикой: в 1925 году в советском Ташкенте появилась индийская компартия, которая пыталась переправлять на родину учение Маркса и Ленина. А пятью годами ранее Красная армия даже попыталась оказать военную поддержку Иранской Народной Республике.


ВСТРЕЧА ДО ЭЛЬБЫ: Осенью 1939 года советские и немецкие войска быстро разделили между собой Польшу
и встретились на линии разграничения как две уважающие друг друга силы (слева на фото — солдат и
офицер Вермахта, справа — солдат и офицер Красной армии)

Болгарская защита

Однако для Сталина главным предметом договоренностей с Рейхом должно было стать присутствие СССР в Болгарии и Турции. Территориальные приобретения 1939–40‑х годов не удовлетворили его аппетитов. На второй день пребывания Молотова в Берлине советский премьер получил от хозяина Кремля телеграмму: “Насчет Черного моря можно ответить Гитлеру, что дело главным образом во входе в Черное море, который всегда использовался Англией и другими государствами для нападения на берега СССР. […] Безопасность причерноморских районов СССР нельзя считать обес*печенной без урегулирования вопроса о проливах”.

Решением проблемы, по мнению Сталина, было бы создание советских военных баз на Босфоре и в Дарданеллах. Также, чтобы добиться сговорчивости Турции, Кремль планировал захватить соседнюю с ней Болгарию. Приманкой для официальной Софии были намеки на готовность отстаивать ее независимость и даже обеспечить выход к Эгейскому морю.

Партия эта оказалась сложнее, чем думали в Кремле. Болгария тогда была царством, и его престол занимал Борис III из немецкой Саксен-Кобург-Готской династии. Представители этого же рода правили Британской империей, для уничтожения которой Гитлер и собирал коалицию. К тому же, Борис не мог вести за спиной Берлина политические игры — он был в чине адмирала флота Германии.