Тяжелая вода Днепра

55 лет назад открыли первый участок Северо-Крымского канала, давшего днепровскую воду в Крым.
Этот грандиозный проект сломал жизни тысяч украинцев, чьи дома оказались на дне Каховского
водохранилища, но обеспечил полуостров влагой
Олег Шама

17 октября 1963 года пришлось на четверг — обычный рабочий день. Но для многих жителей городов и сел на Перекопском перешейке, который соединяет Крым с материковой Украиной, он стал внеплановым выходным.
Немного южнее города Армянска, в степи на берегу еще пустого русла Северо-Крымского канала, собрался многотысячный митинг. Трибуну закрывала растяжка высотой в человеческий рост, на ткани которой большими буквами была выведена надпись Вітаємо тебе, Дніпро, на землі кримській! (полуостров к тому времени уже девять лет входил в состав Украинской Советской Социалистической Республики).
В стороне сонно зевали пионеры с охапками поздних цветов. С трибуны, импульсивно жестикулируя, вещал Никита Хрущев, председатель союзного правительства и главный коммунист страны в одном лице.
Оратор уверял, что в СССР вот-вот наступит коммунизм и даже он надеется пожить при этом строе.
А для Крыма эта эпоха, продолжал Хрущев, уже наступила: ведь канал, который даст полу*острову днепровскую воду, уже готов, осталось только торжественно его открыть. Ради этого советский руководитель, собственно, и прибыл под Армянск.
План орошения степных просторов на севере Крыма утвердил еще Иосиф Сталин, вождь народов, в рамках программы великого преобразования природы.

В 1951‑м, за два года до смерти Сталина, началось строительство грандиозного Каховского водохранилища под электростанцию. Сама ГЭС должна была дать энергию всему югу Украины вместе с Крымом. А искусственное море на Днепре, которое удерживала ее плотина, — оросить степи полу*острова на площади 165 тыс. га.
Именно поэтому так торжествовал Хрущев в день открытия канала, выступая перед многолюдной толпой.
Никто из присутствующих, да и никто во всем Союзе тогда не догадывался, что Каховское море будет испаряться быстрее, чем предполагали гидрологи. А сам Северо-Крымский канал, добравшийся в 1971‑м до Керчи, — терять более 40% воды, которая станет уходить через трещины его искусственного русла в землю.

Чтобы постоянно восполнять исчезающие запасы воды, еще при Хрущеве власти распорядятся возвести выше по течению Днепра еще четыре моря-водохранилища — кроме имевшегося Запорожского появятся Днепро*дзержинское (сейчас Каменское), Кременчугское, Каневское и Киевское.
Осенью 1963‑го Хрущев даже и подумать не мог, что через 40 лет, в 2003‑м, на Общеевропейской конференции министров окружающей среды украинская делегация представит доклад об эффективности сталинско-хрущевского водного наследия. Его выводы будут печальны: шесть искусственных водоемов на Днепре покрыли более 500 тыс. га плодородных полей — в три раза больше, чем планировалось оросить в Крыму. Даже если учитывать, что днепровская вода из Каховского моря живит еще и степи Донбасса, такой размен угодьями выглядит весьма сомнительным.
Да и шесть гигантских ГЭС в сумме дают сейчас менее 4% всей электроэнергии, производимой в Украине.


ВЗРЫВ РАДОСТИ: 17 октября 1963 года саперы подорвали перемычку,
удерживавшую днепровскую воду. Она заполнила первые 125 км канала

Триумф и трагедия

В ноябре 1958 года с успехом прошла всесоюзная премьера киноленты Поэма о море — о Каховском водохранилище. Начальные титры сообщали: автор фильма — Александр Довженко, режиссер-постановщик — Юлия Солнцева.
Из обычных зрителей мало кто знал, что Довженко уже почти два года жил только в титрах своих картин: он скончался от инфаркта 25 ноября 1956‑го. На следующий день должны были начаться съемки Поэмы, и фильм поставила уже вдова автора.
Довженко готовился к картине пять лет. Он подолгу жил между Каховками — Новой и Старой, Киевом, где хотел снимать фильм, и Москвой, где был прописан. Остались подробные планы будущих эпизодов Поэмы и зарисовки героев, списанные с реальных людей.
По записным книжкам Дов*женко видно, что по поводу сталинского плана преобразования природы в Поднепровье он не имел единого мнения. И наблюдения режиссера часто конфликтуют между собой.
Вот он заметил плотника Андрея П., который “из колхоза, где‑то из‑под Одессы, приехал на строительство коммунизма с пятью сыновьями. <…>. Услышав на празднике по поводу возвращения двух сыновей из армии и немного поэтому подвыпив, а может, и попев песен, услышав, стало быть, по радио о строительстве Каховско-Крымского гидроузла, старый плотник решил, что нечего сидеть его парням дома”.
Довженко, казалось бы, воспевает масштабные сталинские проекты: “Погаснут грозные бури, засуха, облагородится климат. И мы войдем в Бессмертие, красивые, как и дело наших рук. <…>. Вот исторический ответ, что его дает сегодня коммунизм анархическому капитализму, растлителю земли”.
Но выспренние здравицы в записках режиссера перемежеваны с ироничными до сарказма наблюдениями.
Довженко о приеме у партийного чиновника в Старой Каховке: “Октябрь 1952‑го. Зашел к N. в кабинет. Передо мной сидит свинья… Через несколько минут молчания, не глядя на меня, она спросила, что мне надо. Затем таким же трактирно-хамским образом спросила, с какой целью, и потом помолчала минуты три, занимаясь подписыванием каких‑то бумаг. Соизволила сказать мне, также не глядя, что она не может мне выделить никого в провожатые для осмотра участка бетонных заводов, а может дать записку к прорабу N. Я пошел. Слава богу, нашел‑таки свинтуса, что со своей хамоватостью тоже строит коммунизм <…>. В углу у него стояло переходящее знамя комсомольское — разве не парадокс!”

Из людского сонмища на строительстве Каховского водохранилища Довженко и вылепил героев для Поэмы. Общая рамка фильма получилась весьма пафосной, как того и требовал госзаказ. “Любите землю и труд на земле, иначе не будет счастья нам и детям нашим ни на какой планете!” — призывает председатель затопленного колхоза Савва Зарудный в финале картины.
Последние фразы запоминаются лучше всего, и комиссия, принимавшая Поэму, признала весь фильм идеологически выдержанным.
Но для жителей поднепровских плавней, переживших тот бессмысленный исход, Поэма прозвучала как реквием.


ХЛЕБ-СОЛЬ, ТЕБЕ, ДНЕПР: Передовица газеты Советский Крым от
17 октя*бря 1963 года с картой-схемой Северо-Крымского канала

Настоящий апокалипсис

“Я посмотрел тогда это кино не меньше четырех раз. И всегда во время эпизода, когда крестьяне, прощаясь, гладили стены своих мазанок, наворачивались слезы, — вспоминает 81‑летний Николай Холодный, уроженец села Куриловка, что на левом берегу Каменского водохранилища. — Наше село осталось, а Паньковку в 1,5 км накрыла вода. Котлован под наше море заполнили в 1964‑м. Но людей оттуда выселили еще раньше. Паньковские дети ходили в нашу школу. И когда их семьи вывозили, наши односельчане ходили помогать грузить на студебеккеры их нехитрую домашнюю утварь. Но это было лишним — чтобы паньковчане не мешкали, в село заходил отряд военных и обеспечивал быстрые сборы”.

Согласно генеральному плану каскад днепровских водохранилищ затапливал немногим более полутысячи населенных пунктов. Но ученый-почвовед Виктор Ковда, писавший еще при жизни Сталина научные панегирики Великому плану преобразования природы, в середине 1960‑х подсчитал, что на дне искусственных водоемов оказались около 2,5 тыс. сел и 156 городков. По разным данным, с обжитых веками мест согнали около 3 млн жителей.
Андрей Шульга, очевидец соо*ружения Каховского водохранилища, вспоминал: “Когда вода начала заполнять дно моря, то на берегу <…> стояли люди, в основном постарше, и плакали. По мутной воде плыли, вращались, ныряли и выныривали огромные деревья и стога сена. Плыли животные: коровы, свиньи, олени. Полезли на берег тысячи водяных крыс, змей. Над грязной огромной лужей кружили дикие утки, гуси, другая разная птица. Для плавневых животных это был конец света. Выплывали и бились о берег вымытые волнами тела мертвецов, которые были похоронены недавно и не перенесены на другое место. Эту страшную картину нельзя обрисовать, ее нужно было видеть”.

Весьма деликатный вопрос переноса могил предков власти часто решали довольно цинично. Шульга описывает, как работали бригады по эксгумации: “Кто им доплатит больше, тех родственников они откапывают. Но гроб должен привезти заказчик-родственник. Мы видели этот кошмар. Разрытые могилы. По кладбищу кругом валяются человеческие черепа и кости. Вслед бульдозер сгребает и перемешивает всех и все с землей”.
Новые дома для переселенцев оказывались порою сущим кошмаром. Колоритный микроклимат украинских сел с кривыми улочками и мазанками под крышами из соломы сменили ряды одинаковых строений под шифером.
В январе 1958‑го, еще до выхода Поэмы о море с благополучными новыми жилищами колхозников, газета Колхозное село (будущие Сільські вісті) поместила фельетон переселенца Иващенко из Новой Михайловки на Херсонщине — туда свезли жителей трех затопленных Каховским морем сел.