Через три часа после первой телеграммы Молотову Сталин послал ему еще одну. В ней, в частности, говорилось: “Советуем не обнаруживать нашего большого интереса к Персии и сказать, что, пожалуй, не будем возражать против предложения немцев. Насчет Турции держаться пока в рамках мирного разрешения, но сказать, что [оно] не будет реальным без пропуска наших войск в Болгарию, как средства давления на Турцию”. Если немцы предложат раздел Турции, Сталин настаивал на советском контроле проливов.

В беседе с Гитлером и Риббентропом Молотов много раз озвучивал тезис о стремлении СССР организовать гарантии безопасности Болгарии. Все хорошо понимали, о чем идет речь: такую “защиту” Москва уже предоставила к тому времени странам Балтии, Западной Украине и Белоруссии, а также Бессарабии. Лишь Финляндия не захотела быть “защищенной”, и с ней Союзу пришлось воевать. В итоге трехмесячного конфликта СССР ценой больших потерь сумел оккупировать лишь незначительную часть финских территорий.

Фюрер ответил, что надо было бы спросить у самих болгар, что они думают на счет того, чтобы “подружиться” с Москвой. Да и такой вопрос, мол, не решается за десять минут, потому стоит обсудить его позже.

Об этом моменте переговоров Бережков сообщал: “Гитлер сожалеет, что ему до сих пор не удалось встретиться с такой огромной исторической личностью, как Сталин, тем более он думает, что, может быть, и он сам попадет в историю. Он полагает, что Сталин едва ли покинет Москву для приезда в Германию, ему же, Гитлеру, во время войны уехать никак невозможно. Молотов присоединяется к словам Гитлера о желательности такой встречи”.

В итоге вопрос с проливами повис в воздухе, и территории, которые превратились в фетиш для российских правителей еще в дореволюционные имперские времена, остались вне влияния Москвы.

При этом по возвращении из Берлина Молотов сразу встретился с Иваном Стаменовым, послом Болгарии в СССР. “Я сказал, что мы могли бы дать хлеб, бензин, другие товары, столько, сколько потребуется, а также готовы широко покупать товары Болгарии,— докладывал глава правительства.— Мы могли бы помочь ей и любой валютой, если нужно, могли бы дать заем. Я подчеркнул, что, если бы мы очутились перед фактом получения Болгарией гарантии своей безопасности со стороны какой‑либо другой державы, это испортило бы советско-болгарские отношения”.

Однако советской подзащитной Болгария не стала. Более того, в феврале 1941‑го ее правительство позволило немецким войскам войти в страну. Правда, стараниями царя Бориса они размещались только у железнодорожных коммуникаций, что не в последнюю очередь помогло спасти местное еврейское население. А 1 марта 1941‑го Болгария присоединилась к пакту Рим—Берлин—Токио, который примеряла на себя Москва. Еще через месяц царство получило часть побережья Эгейского моря, но уже с помощью Германии и Италии.


ДРУЖБА С РАЗМАХОМ: Поставки стратегического сырья из СССР в Третий рейх превышали оговоренные в торговых соглашениях объемы.
Они не прекращались до самого начала советско-германской войны. На фото — закачка советской нефти в немецкие цистерны близ Перемышля, июль 1940 года

Вежливый отказ

По завершении берлинского вояжа Молотова в советской печати появилось официальное сообщение о том, что “…обмен мнениями протекал в атмосфере взаимного доверия и установил взаимное понимание по всем важнейшим вопросам, интересующим СССР и Германию”.

Но на самом деле делегация Страны Советов уехала из Берлина, не подписав предложенного Гитлером союза.

А уже позже — 25 ноября — Москва передала графу Шуленбургу, послу Рейха в Союзе, свой ответ на предложения Гитлера: мол, Кремль готов стать членом Оси, но для этого СССР нужны права на “помощь” Болгарии, контроль над проливами и размещение в этом регионе советских военно-морских баз. Также Сталин хотел выполнения ряда других условий, которые напрямую затрагивали геополитические интересы Германии и Японии.

Берлин счел все это “вежливым отказом” и вплотную принялся готовиться к войне: 18 декабря 1940‑го Гитлер подписал директиву №21, получившую условное название “вариант Барбаросса”.


МАЛЬЧИШНИК: Вторая встреча Адольфа Гитлера (справа) и Вячеслава Молотова (слева) проходила в берлинской квартире фюрера и длилась три с половиной часа